Полковник Крокодил - Страница 15

Всякое бывало.

Внешне телосложения хрупкого, невысокий и от того кажущийся хилым, первое время в общаге Крокодил был объектом нападок. Первое время. И совсем недолго. Очень быстро будущий Крокодил заработал репутацию крайне опасного, даже дикого противника — он нигода не защищался, он всегда нападал! Его не смущали ни габариты врагов, ни их вооруженность, ни отсутствие у себя правильных навыков боя. Зато у него был опыт уличных драк. Тех самых страшных уличных драк, про которые не любят говорить и боятся вспоминать…

Он рвал руками, рвал зубами, без раздумий применял тяжелые предметы. Сразу было понятно, что он, не задумываясь, пойдет до конца. Он выживал. Вскоре уже местные бугаи боялись его, затем стали уважать. А потом и друзья появились.

* * *

Вскоре Крокодил стал абитуриентом. Обитали поступающие в Училище в обычной казарме, днем сдавали экзамены, вечером готовились к ним. Напряженное и очень неприятное время — всё кругом новое, казённые стены, высокие заборы, люди в форме, не терпящие возражений. На плацу вышагивают курсанты, идут занятия. Крокодил очень хотел приобщиться к этому и стать впоследствии офицером.

Второкурсники, которым каждое утро надо было выходить на уборку территории, не могли упустить шанс и не воспользоваться таким количеством бесплатной и безответной рабочей силы.

Далее от первого лица:

— Рано утром, часиков в полшестого, приходили курсачи и поднимали пару человек абитуриентов. Вручали метлы и отправляли плац подметать. Не знаю, по какому принципу они устанавливали очередность, но, так или иначе, однажды утром добрались они и до меня. А я что? Почти всю ночь физику зубрил, спать хочу — жуть. Какая там уборка территории?! Подходит, короче говоря, ко мне курсант, и давай расталкивать. Я говорю:

— Отвали. Я спать хочу.

— Вставай! На территорию топай.

— Пошел нах*й, сказал!

— Чего?? А ну вставай, душара! — и одеяло с меня сдергивает.

Ну я так ме–е–едленно поднимаюсь, полглаза только открыл, подхожу к табуретке, аккуратно одежду свою перекладываю на кровать, поднимаю эту табуретку и со всей дури тому курсачу ее об голову, табуретка аж треснула…

Курсантик как стоял, так и осыпался в проходе, вместе со своей метлой, а я опять спать лег. Потом, сквозь сон, видел, что за ним другие пришли и унесли. Думал, инцидент исчерпан.

Вечером поздно сидим в КИДе, готовимся. Учебниками обложились, сидим, зубрим. Слышу, дверь открывается, оборачиваюсь — ба! Знакомые все лица! Тот курсант, которого я табуреткой отоварил, с забинтованной башкой, а с ним еще трое, здоровенные, со штык–ножами, наряд, стало быть, во главе с сержантом–громилой.

— Который? — спрашивает сержант у забинтованного.

— Этот, — говорит болезный и на меня показывает. Абитуриенты почуяли, что паленым пахнет и потихоньку свалили.

— Ты чего, совсем ох*ел что ли? Ты, душара, не на того наехал, — говорят мне.

А я отвечаю:

— Мужики, шли бы вы отсюда, мне учиться надо.

— Ты нам еще поуказывай, что делать! Встать, когда со старшими разговариваешь!

— Я не только указывать умею, но еще и показывать, куда идти, — сказал я и встал, — А если я все–таки встал, то ты, сука, сейчас ляжешь!

— Ты чо, разобраться хочешь? — и на меня так идет. Лосяра такой.

Ну откуда же ему знать про мое прошлое–то? И про то, что я без ножа никогда и никуда…

— Да! Хочу! Ну что, поговорим? — достаю нож. Ну знаешь, складной такой, огромный, с клинком как у финки, в две ладони. Раскрываю я, значит, этот кынжал и на этого воина пру как товарняк.

Тут–то он и сдрейфил. Нож увидел. Увидел, что держать я его умею, и что шутить не буду. Забинтованный так вообще побледнел, чуть не кондратий его хватил:

— Эй, парни! Не надо! Он же псих! Пошли отсюда, потом разберемся. Найдем удобное время.

И они ушли.

До самого поступления, пока я экзамены не сдал, меня никто не трогал.

После зачисления мне звонят «на тумбочку» и говорят:

— Иди на КПП, к тебе кореша пришли.

А я после КМБ и присяги, весь стриженый, в новенькой форме, худенький. Не солдат, а посмешище. Вообще стать потерял, ну да ты сам такой был, первокурсником. Иду, значит, через плац, вижу, что за мной из казармы выходят те самые трое, которые со мной разобраться хотели. Заметили, куда я пошел и за мной потопали. Ну–ну, думаю, пусть топают.

Захожу на КПП, а там все мои ПТУшные кореша! Федя Кривой, Леха Ломаный, Витек Мотыга, с которым я в первый день схлестнулся и так жестоко его избил, что он под кровать от меня прятался. Еще много народу было, человек двадцать. Узнали, что я поступил и пришли поздравить. Где они сейчас… сидят небось… и то в лучшем случае.

— А–а–а‑а! Блин! Глядите, пацаны, он все–таки поступил!

И стоят амбалы такие, рожи в шрамах, волосня нечесаная, синяки на полморды, кулаки сбитые, огромные. Лыбятся и по спине меня хлопают:

— Ты чего такой худой? Не кормят в армаде что ли? Бросай ее нахер! Давай обратно в путягу! Совсем дохлый! Блокада!

Так меня и прозвали потом, кстати, Блокадой.

Поворачиваюсь я назад и вижу, как те три орла, курсанта, смотрят на эту свору зверей и глаза у них круглые–круглые!

А я говорю своим:

— Так, пацаны, у меня бабло есть и сегодня первое после присяги увольнение! Пошли в кабак, я угощаю.

Ох и погудели мы! Ох и погудели! Но вернулся я все–таки вовремя. Захожу на КПП и вижу, что все эти трое второкурсников вместе с отоваренным мною по кумполу табуреткой в наряд по КПП заступили.

Захожу. Они стоят и смотрят на меня с опаской и больше нету никого. То есть вот они все четверо и все мои. Подхожу к сержанту: