— Разрешите доложить?
— Что? Доложить?? Ну–ка рискни! Давай–ка!
— Вчера, в шестнадцать нуль нуль, я получил от вас приказ прибыть на доклад. Поскольку нарушать приказ командующего округа о запрещении пользования личным автомобилем я не имею права, то решил последовать вашему совету и добираться поездом. После сборов и проверки вещевого мешка, а так же предписанного уставом технического обслуживания противогаза (а вы, естественно знаете, что на марше у военнослужащего обязательно должен быть противогаз), я убыл из своей части в направлении ближайшей железнодорожной станции. Приказа выписать мне военные проездные документы не поступало, потому поезд я пытался ловить как попутку. Разумеется, ни один поезд не остановился.
— Да на вашем же полустанке вообще ни один поезд никогда не останавливается! — ляпнул генерал.
— Так точно. Попутку так же поймать не удалось и на шоссе, тогда мною было принято решение выдвигаться пешком. От моей части и до штаба дивизии, учитывая уже пройденный до станции путь — ровно пятьдесят километров. В боевом уставе, разделе «Марш и передвижение войск» указано, что скорость военнослужащего в пешем марше должна быть не менее трех километров в час. Следовательно, я должен был преодолеть пятьдесят километров примерно за семнадцать часов.
— Так. Полковник, что за чушь ты мне тут… — начал генерал, но Крокодил жестко прервал его.
— Нет уж, товарищ генерал. Вы дослушайте! — неожиданно для себя генерал заткнулся, — Итак, я продолжу. В том же уставе написано, что если марш длится более двенадцати часов, то должен быть дневной привал, продолжительностью три часа и вечерний отдых, продолжительностью не менее четырех часов. Кроме того, каждые два–три часа должен быть часовой отдых. На преодоление полусотни километров несложно подсчитать — должно быть затрачено минимум сутки.
Полковник Крокодил посмотрел на настенные часы:
— Сейчас без пятнадцати минут четыре часа дня. Я прибыл на пятнадцать минут раньше расчетного времени. Если бы вы заранее назвали мне дату и время, то я бы прибыл к указанному сроку. Если вами будет выделена техника, автомобиль УАЗ, а так же дополнительное обеспечение его запасными частями и топливом, то я буду прибывать к вам на машине. В противном случае я буду действовать строго по уставу и добираться до штаба дивизии пешком. Я закончил, товарищ генерал.
Генерал долго молчал. Очень долго. У старательно ловящего каждый звук сержантика, что томился за дверью, закралось сомнение, что страшный полковник довел генерала до приступа, и безосновательно начал радоваться.
— Пошел вон! — прошипел, наконец, командир дивизии, выпучив глаза.
По словам того самого сержантика, таким тихим и, мягко говоря, обалделым, он своего генерала не видел еще никогда…
На службе полковник Крокодил появился спустя еще ровно сутки — а как же обратная дорога пешком? Следом за ним в части появился новенький УАЗик, а вызывать командира, по всякому поводу и без, к себе в кабинет генерал перестал.
На всякий случай…
Каждый год, в конце лета, в полк полковника Крокодила приходили молодые офицеры, выпускники училищ. Нельзя сказать, что Крокодил испытывал по этому поводу какой–то особенный душевный трепет или радость, поскольку новые люди — это всегда новые проблемы. И разместить, и жилье дать, и с личным составом познакомить, и научить, и проверить, и… да мало ли всяких дел?
Лейтенанты, трое, прибыли в часть в пятницу вечером и успели уже ознакомиться со всеми «прелестями» дальневосточной службы и быта, а теперь должны были представиться новому своему командиру.
В дверь постучались.
— Войдите, — по–командирски так, с подвыванием, от которого стыла кровь в жилах, сказал полковник Крокодил. Это для того, чтобы лишить входящего последних иллюзий.
Судя по выражению глаз молодого лейтенанта, который робко открыл дверь и с опаской заглянул внутрь, действие это достигло успеха.
Три строевых до стола, клешню к фуражке, форма выглажена, начищена, золотые парадные погоны блестят, как яйца у кота, глаза круглые, словно в заднем проходе застрял снаряд калибра 152 мм. В общем, зелень ушастая, неопытная, необученная. Придется обучать:
— Кто таков? А чего сразу не представился, лейтенант? А? Семёнов, не слышу! Лейтенант, ты мужик или нет? Офицер или тряпка половая? Почему я должен напрягать свой командирский слух, вошь ты подкованная! Вот ты свой почти командирский слух напрягаешь, когда меня слышишь, лейтенант? А как с бойцами будешь разговаривать? Смирно! Я не позволял расслабиться еще! Ты мне еще вон в углу на фикус поссы!! У–у–у, лей–те–нант! Документы! Так… понятно… к начальнику строевой, шаго–ом арш! Следующий!
Следом за первым пошел второй, а потом и третий лейтенанты. Именно с командирского голоса, рыка, они начинали понимать, что попали вовсе не в ясли, и тут никто не будет подтирать им сопли, как в училище, а будут драть, драть и драть, пока они не станут полностью справляться со своими обязанностями.
Периодически, на разных этажах штаба, в разных кабинетах, раздавались вопли всяческих командиров и начальников: «Лиийтинаант! Кто так входит? Так может входить только моя престарелая бабушка, но и она так не ходит, слышишь, лейтенант? А знаешь почему? Потому что у нее выслуга сорок лет! Подтянись! Заправиться!!».
Полковник Крокодил усмехался в усы — часть воспитывала свое молодое пополнение.
Вечером, когда все дела были закончены, полковник Крокодил направлялся к своему дому. Тропинка петляла по лесочку, и где–то за кустами, в темноте уже не видно было, стояла беседка–курилка. Оттуда донеся печальный, наполненный осознанием своего положения «жопа круглая, полная», вздох.